КОНЦЕПЦИЯ СОЗНАНИЯ-2: Личное Значение
Томас Нетсоулс
перевод статьи — Татьяна Гинзбург
Journal for the Theory of Social Behaviour 2 I :3 002 1-8308
I
Это вторая из серии статей, в которых рассматриваются шесть основных концепций, приведённых в The Oxford English Dictionary (1989, далее – OED или ОСАЯ) к слову «сознание». В предыдущих статьях шесть концепций сознания я рассматривал одновременно (Natsoulas, 1983b, 1986-1987). Первая концепция была подробно рассмотрена в предыдущей части настоящей серии (Natsoulas, 1991). Основная тема данной статьи – вторая концепция OED, которую я называю «концепцией сознания-2» и «личным значением».
Хотя в настоящей серии каждой из шести концепций OED посвящена отдельная статья, я рассматриваю также и связи между этими концепциями, для лучшего понимания концепции сознания-2. Здесь я приведу концепции сознания-1 и сознания-5, но больше всего мне хотелось бы уделить внимания сознанию-3 и сознанию-4 по отношению к сознанию-2. Также, как и в моих предыдущих статьях, посвящённых этим концепциям, я считаю полезным связать концепцию сознания-2 с концепциями сознания, разработанными психологами или кем-либо ещё специально для их дисциплины. Например, ранее я связывал первую концепцию сознания-1 OED с социальной концепцией сознания физиолога Барлоу (Barlow, 1980, 1987), согласно которой сознание представляет собой «связь между мозгами», а не особый процесс, происходящий в одном единственном мозге (Natsoulas, 1983b, 1991). Делая подобные сравнения, я стремлюсь достичь лучшего понимания обсуждаемой концепции OED.
Моя цель здесь та же, как и те, которые преследовались мною раньше в отношении концепций OED. Позвольте мне процитировать более подробное объяснение причин, почему им необходимо уделить пристальное внимание:
Цель настоящей статьи — безоговорочно педагогическая, направленная на расширение ваших познаний о некоторых основных понятиях, с точки зрения которых мы рассматриваем сознание. Здесь получит продолжение небольшая, но полезная работа над [обычными] концепциями сознания, начатая Дьюи (Dewey, 1906) много лет назад… Даже во времена гигантов психологии (Neisser, 1979) существовали двусмысленность и недопонимание в отношении сознания, и даже среди тех, кто, как ожидалось, преуспел в пояснении этого вопроса. Дьюи думал, что его вклад будет оценен как нечто большее, чем просто лингвистическое исследование. Поскольку в концепциях, которые используются для осмысления сознания, есть важная подразумеваемая часть, разъяснение этих концепций позволит получить больший контроль над этой частью. (Natsoulas, 1983b, стр. 16).
Кроме того, я надеюсь, что пристальное внимание к этим концепциям повлияет на то, как будут развиваться новые научные концепции сознания. В настоящее время некоторые такие концепции находятся на разных стадиях разработки, благодаря тому, что психология стала более «плюралистической» (ср. Natsoulas, 1990), проблемы сознания снова стоят на повестке у многих психологов.
Предвидя появление новых научных концепций сознания, я буду наблюдать, помимо прочего, за первыми номерами нового журнала «Consciousness and Cognition», который «станет форумом для естественнонаучного подхода к вопросам переживания сознания, свободы воли и «Self», как считают редакторы журнала – Бернард Дж. Баарс и Уильям П. Бэнкс. Также, обратите внимание на то, на данный момент проблема сознания занимает центральное место в журнале The American Journal of Psychology в редакции Донельсон Э. Дулани– старейшем американском журнале о психологии.
II
Поскольку психологи, занимающиеся теоретической работой по объяснению сознания, хорошо знакомы с обычными концепциями сознания, они не упустят из виду те составляющие сознание явления, которые интересны и важны для нас в первую очередь. В связи с этим я ранее обращался к некоторым «цитатам (отсылкам) , которые трудно не сделать» (Natsoulas, rg83b, стр. 15), часто встречающимся в психологии. Моя работа над обычными концепциями сознания может помочь предотвратить такие замещения в психологии сознания. Эти замещения являются результатом некоторого сильного научного убеждения и предпочтения, свойственных очень большому количеству современных психологов. Эту мощную тенденцию можно назвать «продолжением», или «привыканием». Рассмотрим это подробнее.
Психологи склонны описывать свои научные концепции, в терминах методов, приемов и техник. Недолго поработав с концепциями, они могут вскоре приступить к эмпирическому исследованию и сбору данных. Очень распространенное среди психологов убеждение состоит в том, что хорошо спланированное и тщательное эмпирическое исследование, особенно если оно экспериментального типа, обеспечивающее больший контроль, содержит ключ к научному пониманию людей, животных и социальных групп, который ищут психологи. Или, по крайней мере, эмпирические исследования должны содержать ключ к успешному прогнозу и контролю явлений, представляющих интерес для психологов или их покровителей. Поэтому для современных психологов быстрое начало сбора данных представляется хорошей научной стратегией. В конце концов, – скажут они, – научные данные – источник ответов на вопросы, которые ученые ставят перед природой.
Однако в настоящее время в психологии предпринимаются серьезные усилия для достижения лучшего баланса между научной мыслью и научной деятельностью. По крайней мере, шесть журналов принимают участие в этой работе на серьёзном уровне, и она ведётся независимо от ряда направлений. Речь идёт о таких журналах, как: Journal for the Theory of Social Behaviour; The Journal of Mind and Behavior; Imagination, Cognition and Personality; New Ideas in Psychology; Philosophical Psychology; и Theory and Psychology. Очевидно, всё в большей степени осознаётся, что «концептуальная спешка» была расточительной и дорогостоящей для самой же психологии, а не только для тех, кто финансировал исследования. Все чаще и чаще мы слышим от психологов те же критические замечания, которые Витгенштейн (Wittgenstein, 19471, 1980) выдвинул против психологии:
Путаницу в психологии не следует объяснять тем, что это «молодая наука»… Ибо существует, с одной стороны, определенный экспериментальный метод, а с другой – путаница в концепциях; также как и в некоторых разделах математики есть путаница с концепциями и методами доказательства… В психологии есть поставленные проблемы, и есть эксперименты, которые рассматриваются как методы решения проблем, хотя они и игнорируют то, что нас беспокоит. (стр. 18ое; ср. Wittgenstein, 1953, стр. 230е)
Психологи продолжили многие из своих эмпирических исследований просто потому, что исследования квалифицировались как некая деятельность, которой они должны были заниматься как психологи. Иногда казалось, что исследователь делает подношение богам, чтобы в обмен на правильное поведение природа могла раскрыть один из своих секретов. Недавно в своем программном выступлении на Первом ежегодном съезде Американского психологического общества ведущий психолог-экспериментатор раскритиковал экспериментальную психологию так же, как это сделал Витгенштейн 42 года назад:
В течение многих лет я наблюдал, как даже самые лучшие учёные-психологи были склонны упускать из виду большие проблемы из-за своей приверженности определенным методологиям, из-за стремления придерживаться нулевой гипотезы и их тщательных усилий по сокращению количества того, что кажется интересным для чего-то другого, что не является предметом интереса сейчас. Случайные напоминания о более важных причинах, по которым мы показываем эти стимулы и измеряем время реакции, могут порой оказаться полезны. (Miller, 1990, стр. 7)
Предпочтение научному действию отдаётся настолько в ущерб научной мысли, что психология нуждается в чём-то гораздо большем, чем «случайное напоминание», чтобы выровнять баланс. (см. Tulving, 1991, стр. 42: «Давайте прекратим проводить эксперименты на экспериментах и собирать данные только потому, что можем их собрать».) Все психологи должны постоянно быть погружены в концептуально-теоретические вопросы, не менее глубоко, чем в эмпирическую методологию.
III
Особое значение для настоящей статьи имеет понимание Джорджем Гербертом Мидом того типа сознания, которое, согласно его концепции ума, самости и общества, принадлежит только тем людям, которые стали «я/self (личность)» (Mead, 1934, 1938; Natsoulas, 1985, с. 69-74). Чтобы стать «Личностью», нужно, чтобы человек стал «социальным объектом», в соответствии с тем, как это определено групповой перспективой, и принял эту групповую перспективу на себя, и последовательно брал на себя роль соответствующего обобщенного другого. По Миду, сознание появляется вместе с тем, как человек становится «Самостью»; Self и сознание появляются одновременно и являются продуктами процесса развития человека на ранних этапах жизни.
Мид здесь имел в виду тот тип сознания, который можно надлежащим образом обозначить как «сознание, как когнитивное осознание». Мид (Mead, 1934, с. 329-330) считает, что это сознание контрастирует с «полем сознания» или сознанием «в самом широком смысле», который можно обозначить и описать как «сознание как чистое переживание/опыт» (Natsoulas, 1983b, fn. 7; Natsoulas, I 985, стр. 61-67; ср. Sellars, 1981, о «ощущении голубого цвета» см. далее). Когнитивный тип сознания Мида (1934) всегда включает, прямо или косвенно, «ссылку на «я»» (с. 165), а также другие понятия. Более примитивный тип сознания в чистом виде не включает в себя никаких концепций или осознания вообще; что бы ни переживалось, «объекты переживания» не познаются когнитивно, если только не происходит осознание на более продвинутом уровне и со ссылкой на них.
Согласно Миду, особое сознание, которое принадлежит только себе, состоит в действиях самоадресации. Оно состоит в том, чтобы указывать себе на что-то о себе или о чем-то еще, таким же образом, как это было бы указано другим для себя или самим собой для другого. В частности, по Миду, когнитивное сознание предполагает, что вы одновременно исполняете две роли: (а) вы выступаете в качестве своей собственной «аудитории» в роли некоего обобщенного другого, которого вы синтезировали с течением времени; (б) и, как член реальной или идеальной группы, которая соответствует этому обобщенному другому, вы берете на себя роль «обращения» к этой внутренней аудитории, которая является вами же в первой роли (Natsoulas, 1985).
Как будет лучше видно в конце настоящей статьи, связующим звеном между концепцией сознания Мида и концепцией сознания-2, представленной в OED, является особая внутриличностная двойственность в сознании-2, которая, в некоторой степени аналогична особому взаимному когнитивному поведению двух людей, которые существенны для сознания-1. (Natsoulas, 1983b, 1986-1987, 1991). А еще как мы увидим в начале статьи связь между концепцией сознания-2 и позицией Уильяма Джеймса относительно «Сознания себя», лежит в том, что Джеймс говорит о необходимой части «эмпирического я» («в самом широком смысле этого слова»), которое является «духовным я/Self» (James, 1890, гл. 10; Natsoulas, 1986-1987, рассуждения со стр. 295-297).
…. Примеры приводимые в Оксфордском словаре английского языка использования для слов сознание, сознательный и сознающий, «предмет» сознания-2 (т. е. «вещь» которую мы можем назвать сознательной для себя) являются
либо (а) специфическими психологическими характеристиками, которые являют духовное «я/Self» Джеймса,
либо (б) моделями поведения, умственными способностями, которые выбраны так, что легко показать подобные характеристики.
Следовательно, что касается концепции сознания-2, Джеймс наверняка смог бы покритиковать, что: Сознание-2 – это вид само-сознания или сознание себя. В те моменты, когда вы сознаете-2 что-то о себе, вы когнитивно постигаете (схватываете) свое духовное «я», в противоположность тому, когда вы когнитивно воспринимаете любую другую часть вашего эмпирического «мое», которое является аспектом вашего материального или вашего социального «я/Self». (Последняя фраза, начавшаяся со слов «в противоположность» — это хорошая приблизительная формулировка, но требует некоторого изменения; см. далее). Хотя ваша умственная деятельность в остальном будет такой же как ваше сознание-2, эта умственная активность тоже является самосознанием или сознанием себя, тем не менее, это не тот случай сознания-2, если эта умственная деятельность имеет в качестве своего «объекта» какие-то характеристики вашей материальной или вашей социальной самоисключительности.
IV
Я назвал второе значение в Оксфордском словаре английского языка «личным» по тем же причинам, по которым психологи говорят о «личной памяти» и Джеймс (1980) написал, что поток сознания состоит из компонентов временной продолжительности (например, мысли, чувства, познавательный опыт), которые имеют тенденцию к «персональным формам» (стр. 255). Брюэр и Пани (1983), например, отметили: «Личная память сопровождается убеждением, что эпизод был пережит человеком лично». (стр. 7). А Джеймс (1890) выделяет «личные/персональные формы» как:
Личное «я», а не мысль, может рассматриваться как непосредственный элемент в психологии. Общий сознательный факт – это не «чувства и мысли существуют», а «я думаю» и «я чувствую»… Мысли, которые изучает психология, постоянно появляются как части личного нас…[Даже] зарытые глубоко чувства и мысли возникают под анестезией, или у получателей постгипнотического внушения и т. д. Они сами являются частями вторичного личного себя…Они формируют сознательные единства, имеют постоянные воспоминания, говорят, пишут, изобретают имена для себя или принимают имена, которые предлагаются; и, короче говоря, они вполне достойны того звания второстепенных личностей, которые им обычно дают…Форма [вторичного я] стремится к личности, и более поздние мысли, относящиеся к ней, запоминают более ранние и принимают их как свои собственные. (стр. 226-227)
Однако, хотя Джеймс делал ссылку на «личное» сознание, приведенный выше анализ менее уместен для сознания-2, чем для концепции сознания-5 (OСАЯ), которую я назвал «Объединяющее значение» (Нетсоулас, 1986 — 1987, стр. 306-311). В соответствии с утверждением Джеймса, центральным измерением сознания-5 является субъективное построение «сознательного существа» человека, то есть сознательное владение, присвоение самости/self, субъективное единство (неизбежны только некоторые из них) компонентов потока сознания, имеющих длительность (Нетсоулас, 1979, 1990; см. стр. 336 последнее из нескольких определений).
Напротив, центральное измерение сознания-2 — это личная очевидность самого себя (Нетсоулас, 1986-1987). Я понимаю, что примером личной концепции сознания должно быть следующее: с помощью процесса сознания-2 я напоминаю себе, из первых рук (напрямую) о том, каким человеком я являюсь в том или ином конкретном отношении (будет уточнено ниже); Я заново узнаю или напоминаю себе об этом, наблюдая за соответствующими действиями, которые я совершил или пережил, и очевидно понимаю, как я познаю себя, в смысле качеств и способностей, которыми я считаю я владею.
Для своей реализации сознание-2 необходимо, чтобы человек воспринимал умственные явления, как свои собственные; в противном случае не может быть никаких личной ясности. Следовательно, сознание-5 как бы более фундаментально, чем сознание-2. Я чувствовал, я видел, я слышал, я свидетельствовал. Но для того, чтобы мне теперь иметь, как это часто бывает, личные доказательства того, чему я был свидетелем, я должен осознавать, что тот, кто свидетельствовал был именно я.
У меня должно быть «ретро-осознание» моего восприятия или моего собственного поведения (которые составляют свидетельство) как принадлежащего именно мне (Нетсоулас, 1986; см. 1979, стр. 51; см. позже комментарий о возможном использовании нынешних случаев умственных способностей в качестве альтернативного вида непосредственного доказательства сознания-2). Если мне не удастся присвоить себе то свидетельство, которое я вспомню или смогу вспомнить, то у меня не будет непосредственного доказательства».
Другие могут настаивать, на том, что у меня есть такие доказательства; но они будут ссылаться только на то, что у меня потенциально есть непосредственные доказательства из первых рук. Мое прежнее свидетельствование не может служить для меня доказательством, если я не сумею присвоить его себе, включить в совокупность ментальных событий, «составляющих мое сознательное бытие» (фраза из ОСАЯ в ее явном определении для пятой концепции сознания). Для того, чтобы убедить других я могу ответить, что помню, как лично был свидетелем или делал что-то, но я не могу быть уверен, как в других случаях, что это сделал я. Насколько я помню, в этом случае мог быть кто-то другой, и только я услышал об этом позже. Если соответствующее личное свидетельствование должно выполнять свою функцию в сознании-2, оно должно быть признано таковым тем, кто «имеет свидетеля внутри», чтобы сознание-2 могло быть воплощенным в жизнь в конкретном случае (см. определение ОСАЯ в следующем разделе).
V
Другая причина называть сознание-2 «личным» состоит в том, что вторая концепция ОСАЯ имеет отношение к отдельным людям как к сознанию-2, а не, как говорится в первой концепции сознания ОСАЯ, к отношениям между двумя или более людьми. Я назвал концепцию сознания-1, «межличностное значение», и заявил, что человек не может быть сознательным-1, просто, к примеру, представляя себя в надлежащем когнитивном отношении c кем-то: как один человек обнимает другого или когда он воображает, что делает это (Нетсоулас, 1986-1987, 1991). Дьюи (1906) охарактеризовал вторую концепцию как сознание-2 — «отчетливо личная адаптация социального или совместного использования» (стр. 39); Он различал концепцию сознания-1 и концепцию сознания-2.
Когда в Англии семнадцатого века, или в Древней Греции, или Древнем Риме два человека, как говорилось, были сознательными-1 вместе («быть», на латинском языке, «сознательно друг с другом»; «быть взаимно в сознании»), то, что происходило в таких случаях — это когда два человека разделяли некоторое знание, чаще всего, о действиях одного или другого из них; или о совместных действиях (например, в качестве сообщников). Итак, они оба были в состоянии дать показания из первых рук, или, по крайней мере, из первых уст, как на пример, лицо, совершившее преступление, и его доверенное лицо.
Если вы находитесь в отношениях сознания-1 и имеете отношение к определенному действию, то вы, возможно, выполнили, участвовали или стали свидетелем действия, или позже вы могли обнаружить доказательства его совершения, или вам, возможно, сообщили о его возникновении. (См. Нетсоулас, 1991, или что еще подразумевает сознание, помимо общего знания в целом).
Примерно так же, всякий раз, когда вы точно говорите, что находитесь в сознании-2, вы в состоянии дать из первых рук непосредственное свидетельство о себе. ОСАЯ предоставляет следующее в качестве своего второго определения сознания (и как единственное определение сознания по отношению к «себе», которое так использовалось на ранних этапах): «Внутреннее знание или убеждение, знание, о котором человек имеет свидетельство внутри себя, особенно в отношении собственной невиновности, вины, недостатков и т. д.» Также ОСАЯ обращает внимание на параллельное значение «Сознающий себя (чего-либо, и т. д.)». Определение ОСАЯ для последнего термина гласит: «Свидетельствовать о собственном суждении или чувствах, иметь свидетельство внутри себя, знание внутри себя, внутренне разумно или осознанно».
Именно эту концепцию Дьюи (1906) характеризовал как личное применение концепции сознания-1 (ср. Льюис, 1967, о «сговоре» с другими или с самим собой). Комментарий Дьюи (1906) о концепции сознания-2 продолжался следующим образом:
Агент так сказать, дублирован. С одной стороны, он делает определенные вещи; с другой он осведомлен о том, что это происходит… Стоит рассмотреть, включает ли «само-сознание» как в моральном, так и в философском смысле это различие и связь между самим собой действующим и самим собой рефлексирующим относительно своих прошлых или будущих (ожидаемых) действий, чтобы увидеть, какого рода фактор замешан; короче говоря, многие из трудностей самосознания как отношения «субъект-объект» связаны с неспособностью учитывать, что они устанавливают связь между практическим и когнитивным Я, а не между двумя когнитивными существами. (стр. 39-40)
Действительно, сознание-2 включает в себя внутриличностную двойственность. Но является ли сутью двойственности то, что я действую, и я являюсь свидетелем того, что я делаю, как Дьюи, предположил? Собственное заявление Дьюи предполагает дальнейшее: я изначально осознавал, что совершил конкретное действие, и теперь помню, что совершил это, и использую последнее в качестве доказательства того, каким человеком я являюсь в некотором отношении. Таким образом, помимо того, что я совершил действие и обязательно стал его свидетелем, а также я, в некотором смысле, теперь оцениваю действие как будто кто-то другой. Хотя сознание-2 не обязательно включает вынесение морального суждения о запомнившемся действии (см. Льюис, 1967, важное различие между внутренним свидетелем и внутренним судьей). Скорее, когда человек помнит, что он что-то делает, он может использовать то, что он помнит, как доказательство веры или убеждения в личной характеристике себя, то есть как основу для суждения о себе как о личности, о том, каким человеком он является в определенном отношении.
VI
И эта умственная деятельность, которая включает в себя как личную память о своих действиях или опыте, так и привнесение того, что каждый помнит, что это именно его память, эта умственная деятельность — есть сознание-2. Или, по крайней мере, это сознание-2, в отношении своего содержания, если разбираться лучше. Стоит добавить последний пункт, потому что могут возникнуть случаи, сильно напоминающие сознание-2, но не соответствующие тому, что требует вторая концепция ОСАЯ. Сознание-2, по-видимому, ограничено в своих «объектах» теми личностными характеристиками (и доказательствами для них), на которые ссылается концепция Джеймса (1890) «абстрактно рассматриваемое духовное я». Концепция Джеймса помогает нам получить общее представление об «объектах» сознания-2, хотя их набор может быть гораздо большим, чем то, что относит к концепции Джеймс.
В ОСАЯ есть два намека на то, что такое «духовное я» Джеймса:
(а) первый в последней части второго определения ОСАЯ для сознания (см. выше), в котором упоминается, что сознание-2, особенно касается «собственной невиновности, вины, недостатков, так далее…» и
(б) второй в иллюстративных целях (см. ниже), который обеспечивает ОСАЯ, не только для сознания-2, но также для сознательного и сознающего себя в том же смысле. После того, как я рассмотрю духовное «я» Джеймса я вернусь к этой связи.
Джеймс (1890) определил «эмпирическую личность/self» человека или «эмпирическое мое» в его относительно узком смысле как «все, что [человек] хочет называть «мое» (стр. 291). Это не должно оставаться постоянным для человека; эмпирическое «я» — это «колеблющаяся» полнота. То, чем я являюсь в моих глазах, может сильно различаться, исключая (включая) части, атрибуты и роли, которые я вчера считал (не считал) своими. Например, Джеймс (1890) заявил: «Конечно, люди были готовы отречься от самих своих тел и считать их простыми одеяниями или даже глиняными тюрьмами, из которых они должны были когда-нибудь с радостью сбежать» (стр. 291). Означает ли это, что есть люди, для которых в течение длинного или короткого времени духовное «я» не является частью того, что они склонны называть «мое»? Чтобы ответить на этот вопрос (что я не буду делать в настоящей статье), требуется ответ на другой вопрос: что исключило бы соответствующее эмпирическое «мое» этих людей в то время, когда они субъективно вовсе не были духовным «я»? Нет необходимости добавлять, что отсутствие у меня соблазна назвать что-то «моим» не означает, что я не смог распознать это как свое собственное. Таким образом, если, с моей точки зрения, я вовсе не являюсь духовным «я», это не значит, что я не обладаю качествами, составляющими духовное «я». Я просто не отождествляю себя с этими качествами. Они мои, но не «я». Хотя я и обладаю ими, они субъективно являются внешними по отношению к тому, кем я себя считаю.
Для Джеймса (1890, стр. 291) духовное «я» — это главная составляющая эмпирического «мое», будучи определенной иначе, чем относительно узкий смысл предыдущего абзаца. Согласно первому значению эмпирического «я» Джеймса: то, что включено в него, зависит от собственной перспективы человека.
Тем не менее, «в самом широком смысле этого слова» эмпирическое «мое» — это совокупность всего, что можно назвать своим, всего, что можно назвать так, независимо от того, назовете ли вы его «своим». Таким образом, в любом конкретном случае, очевидно, возникает еще один вопрос: называю ли я «мое» определенную часть тотальности, которая является моим эмпирическим «мое» в самом широком смысле. Было бы хорошо, если бы Джеймс дал разные названия
(а) фактическим частям эмпирического «Я» человека в узком смысле, когда человек в данный момент испытывает желание называть себя «я»,
и (б) существующим потенциальным частям эмпирического «я» в узком смысле, когда человек может называть, а может не называть «я», или даже «мое», хотя во всех подобных случаях человек может.
Если какая-либо часть эмпирического «мое» человека в его самом широком смысле не обязательно должна быть также частью эмпирического «мое» человека в относительно узком смысле, то из этого следует, что духовная «Самость» человека (а также его материальное «Самость» и социальное «Самость») может быть описано без ссылки на то, принимает или не принимает это человек.
Те личностные характеристики, которые составляют духовную сущность человека, полностью соответствуют действительности; хотя, если человек находит их неприемлемыми, как таковые, человек может работать над собой, чтобы изменить их или некоторые из них, а также, человек может вводить себя в заблуждение относительно обладания или не обладания этими характеристиками.
VII
Вот как Джеймс (1890) уточнил, что он имел в виду под чьим-то духовным «я»:
Я имею в виду внутренний мир, субъективность человека, его психические качества, взятые конкретно… Эти психические качества являются наиболее продолжительной и интимной частью [эмпирического «мое»]. Когда мы думаем о своей способности рассуждать и тонко разбираться, о нашей моральной чувствительности и совести, о нашей неукротимой воле, мы получаем более чистое самодовольство, чем когда мы рассматриваем какие-либо другие наши владения. (стр. 296)
В этом абзаце Джеймс теоретически воспринимал духовное «Я» «абстрактно», а не «конкретно». Различные психологические способности: сила, умения, предрасположенность и стремление, которые здесь и в других местах упоминаются Джеймсом как составляющие духовного «Я», сами по себе не могут быть пережиты; в этом смысле они сами не могут быть взяты (объяты) конкретно. Ни наблюдаемые, ни интроспективные — эти черты духовного я, взятые абстрактно, как я вижу, абстрактно дают эффекты, которые могут служить непосредственным доказательством существования этих черт.
Джеймс сформулировал это несколько иначе, заявив, что сознание человека в том виде, в котором оно представляется самому себе (имеется в виду поток сознания), всегда содержит одновременно множество таких духовных способностей; и поэтому человек может различить и абстрагировать отдельные способности, отождествляя себя с каждой из них по очереди. Но, конечно, этот процесс не столько абстракция, сколько заключение из доказательства.
Компоненты духовного “Я”, абстрактно рассматриваемые, не представлены (не даны) нам в сознании, хотя могут присутствовать соответствующие переживания или действия. На основании того, что мы наблюдаем, или на основании того, что мы обладаем прямым (рефлексивным) осознанием того, что происходит в нашем потоке сознания, мы делаем вывод, о том, что обладаем определенными психологическими чертами, способностями и склонностям.
Мы собираем то, из чего состоит духовное «я» Джеймса как целое, в тот момент дискуссии, когда Джеймс (1890) поднимает вопрос о «наших фундаментальных инстинктивных импульсах само-познания» (стр. 307). Здесь он приводит пример человека, занимающегося развитием своего материального, социального или духовного “я/самости”. Об определенной подгруппе импульсов, которые вовлечены в процесс само-постижения, Джеймс (1890) заявил: «Под руководством духовного само-постижения должен быть включен каждый импульс психического прогресса, будь то интеллектуальный, моральный или духовный прогресс, в узком смысле этого слова» (стр. 309). Последняя (поздняя) категория импульсов, которая соответствует религиозным устремлениям, и как настаивал Джеймс, их следует тщательно отличать от аналогичных импульсов материального или социального поиска себя, таких как побуждение совершать добрые дела для получения мирских или иных наград.
Хотя духовный поиск себя включает как интеллектуальные, так и моральные и религиозные устремления, Джеймс (1890) заявил: «Только поиск высвобождения истинной внутренней природы, искупления греха, будь то здесь или когда-либо, может считаться духовным само-постижением чистым и непорочным» (стр. 309). Чистое стремление к интеллектуальным целям в анализе Джеймса о духовном “Я” (и в его собственных ценностях) занимает такое же высокое место, как и чистое преследование религиозных и моральных целей. Согласно Джеймсу и другим современникам (нашим тоже), интеллектуальные устремления по своей сути духовны (вырастают из того же связанного набора инстинктивных импульсов, что и моральные и религиозные занятия), если они совершаются исключительно ради них самих или подразумевают развитие сам по себе, без заботы о материальном или социальном преимуществе, которые также могут происходить. Как будет показано ниже в этом разделе, это помогает нам понять, что общего имеют «объекты» сознания-2 из словаря ОСАЯ, поскольку они широко варьируются, хотя они всегда имеют прямую этическую или моральную актуальность.
Духовное «я» Джеймса, рассматриваемое абстрактно, состоит из психологических сил, способностей, черт характера, склонностей и качеств, которые составляют интеллектуальные, моральные и религиозные измерения человеческой личности, тогда когда они тщательно различены (отделены) от всех других социальных измерений. Заботу, которую нужно проявить, можно проследить в следующем примере. Джеймс (1890) видел, что мы можем стремиться к идеальному социальному я, когда наша реальная социальная группа осуждает наши действия или убеждения. Говоря о Боге как о «Сподвижнике» и идеальном зрителе, компаньоне и судье, Джеймс (1890) заявил: «Эмоция, которая манит меня, — это, несомненно, стремление к идеальному социальному я, к себе, которое по крайней мере достойно одобрения и признания как можно большим судьей, если таковой будет» (стр. 315). Таким образом, то, что вполне могло быть одним из аспектов духовного «я» было истолковано как аспект социального «я», хотя соответствующая социальная характеристика была социальной в высшем смысле, поскольку это было отношение к Богу. Социальное стремление к себе в самом высоком смысле было отделено от духовного стремления к себе.
Я не буду рассматривать, как возможное небытие Бога влияет на размышления Джеймса, особенно на вопрос, к которому оно приводит: включает ли эмпирическое «мое» в самом широком смысле то, что человек может назвать «моим», хотя этого на самом деле не существует (например, фактическое отношение к Богу)? Казалось бы, эмпирическое «мое» должно это включать, поскольку идеальное социальное «я» может стремится, согласно Джеймсу даже когда соответствующая идеальная группа или идеальное существо, которое одобрило бы то, кем я стал, не существует сейчас и не будет существовать позже. Однако, возможно, кто-то «может называть «моим»» буквально, только то, что существует, точно так же, как нельзя утверждать, что он действительно воспринимает то, чего не существует, а только кажется.
VIII
До того, как мне пришла в голову какая-либо особая связь между концепцией сознания-2 ОСАЯ и мыслью Джеймса, я прокомментировал следующие возможные объекты сознания-2 таким образом, чтобы это соответствовало объективному статусу духовной самости:
То, что человек осознает-2, является единственно объективным, хотя могут существовать разные мнения по этому поводу. Виноват ли я на самом деле? Правильно ли я прожил свою жизнь? Точно так же мои недостатки и невежество подлежат оценке другими. При их оценке любой авторитет, который я имею, связан с тем, что я всегда под рукой, когда появляются соответствующие доказательства… То, что человек видит в сознании-2, может также хорошо быть воспринятым другими людьми, хотя зачастую другие не всегда находятся в хорошей позиции для этого. (Нетсоулас, 1983b стр. 24)
Однако я сейчас пересмотрю это утверждение, включив в него категорию исключений, исключений, что другие могут иметь доступ к тому, что один человек свидетельствует. Исключением являются продолжительные компоненты потока сознания, из которых человек может сделать вывод, что он обладает определенными тенденциями. Я полагаю, что последнее является случаем сознания-2, поскольку эти тенденции религиозны, моральны или интеллектуальны. Тенденция к мистическому опыту тоже может относится к данной ситуации, в то время как наличие крайне правдоподобного визуального восприятия скорее не будет, если только последняя склонность не является результатом стремления ясно воспринимать. Другой человек не может иметь непосредственных доказательств таких тенденций сознания, которые принадлежат первому человеку, потому что другой человек не может напрямую (рефлексивно) осознавать, или каким-либо, образом воспринимать соответствующие состояния сознания первого. По причине приведенной в этом параграфе и среди других причин (см. далее), я больше не согласен с моим утверждением: «В сознании-2 нет ничего интроспективного» (Нетсоулас, 1983Б, стр. 55; хотя моя концепция сознания-4, или как у нас есть непосредственное понимание наших случаев умственных способностей, не относится к тому типу, который использует восприятие в качестве модели, следовательно, не «интроспективного» типа).
Я должен отметить, что абсолютно асимметричная ситуация между человеком и другими людьми в отношении непосредственного свидетельства о потоке сознания человека, всё это может несколько измениться с технологическими достижениями, которые могут позволить нам воспринимать процесс в мозгу другого человека, который является его или ее потоком сознания. Хотя мы не будем испытывать процесс так, как человек (например, мы не можем чувствовать его или ее боль), мы могли бы воспринимать процесс, включая ряд его свойств, таких как интенсивность и продолжительность процесса.
Конечно, ответ вполне может быть получен, как это сделал бы Гибсон (1977/1982, 1979). Я полагаю, что я не правильно использую глагол воспринимать, чтобы утверждать последней тезис. То есть, если наблюдение осуществляется с помощью инструмента, который преобразует информацию, тогда наблюдение является формой косвенного восприятия. (Эта категория инструментов исключает, например, микроскопы, телескопы и очки.) Хотя кто-то смотрит на экран и видит там, что происходит в мозгу другого человека, такое непосредственное наблюдение зависит в некоторой степени от интерпретации и, следовательно, является своего рода косвенным восприятием, хотя и становится «более связанным с практикой» (Гибсон, 1977/1982, стр. 290).
IX
Нижеследующее поможет дополнительно прояснить как концепцию сознания-2 ОСАЯ, так и концепцию Джеймса духовного “я”. Пример того, что Джеймс имел в виду как измерение или часть духовного “я” можно найти, за одним исключением, в любой из иллюстративных цитат ОСАЯ для использования сознания во втором значении, сознании себя и сознательного в том же значении. Я не имею в виду, что все следующие примеры из ОСАЯ являются чистыми примерами измерений духовного “я”. То есть я не имею в виду, что все примеры не имеют какой-либо связи с материальным или социальным «я». Однако, за одним исключением, все они кажутся имеющими отношение к духовному “я”, и каждый из них имеет некоторую ссылку, чистую или смешанную, на то или иное измерение духовного “я” в каждом случае, кроме одной цитаты.
Ниже приводится полный набор цитат из ОСАЯ для концепции сознания-2 (за вычетом идентификаций источника и нескольких знаков эллипса):
сознание моих собственных желаний [то есть недостатков]; разве их сознание о своем невежестве не удерживало их от такой бездействующей попытки; честный ум не управляет нечестным: чтобы нарушить его мир, должна быть какая-то вина или сознание; можно ощутить осознание вины; Бентли был поддержан сознанием неизмеримого превосходства; счастлив в сознании о хорошо проведенной жизни; быть в сознании своей большой слабости;
где человек осознает себя, что он наиболее ущербен; если они говорят, что человек всегда осознает для себя мысли; их собственные Лекарства, которые они должны были осознать, чтобы сами были ни на что не годны; если бы я не осознавал, что сделал все, что в моих силах, чтобы предупредить нацию; простите, сэр! Пока я не осознаю оскорбление, я не ошибусь в своей невиновности, чтобы отступить; Сатана с монархической гордостью Сознания высочайшей ценности, неподвижно, таким образом, говорил; Я легко осознаю, что упустил много вещей; мы тайно осознаем недостатки и пороки, которые мы надеемся скрыть от общественности; доказательство того, насколько они осознавали свою непригодность; он, должно быть, сознавал, что, хотя он считал прелюбодеяние греховным, он был прелюбодеем.
Казалось бы, за одним исключением, что все эти иллюстративные цитаты имеют прямую или косвенную ссылку на некоторые аспекты абстрактно рассматриваемого духовного “я” Джеймса, то есть на интеллектуальные, нравственные или религиозные способности, черты характера, склонности и т. д. Эта ссылка является косвенной в тех примерах, где «объектом» сознания является поведение; однако в таких случаях ссылка на духовное «Я» близка к поверхности в том смысле, что, ведя себя определенным образом, человек виновен или невиновен, надежный или ненадежный человек, ответственный или безответственный человек, невежественный или осведомленное лицо, преступник, прелюбодей или тому подобное.
X
Цитата из Локка (1706/1975), в которой говорится о чьем-то непосредственном (рефлексивном) осознании мышления по мере его процесса, не относится к духовному “я”. Поток мысли не является частью духовного “я”, как это определено в соответствии с тем, что Джеймс (1890) назвал «абстрактным способом обращения с сознанием» (стр. 296; см. Выше). Это может показаться парадоксальным взглядом для меня; и, возможно, Джеймс был бы не согласен с тем, что он заявил:
Мы можем настаивать на конкретной точке зрения, и тогда духовное «я» в нас будет либо целым потоком нашего личного сознания, либо нынешним «сегментом» или «частью» этого потока, если мы примем более широкую или более узкую точку зрения. — и поток, и часть, конкретны, существуют во времени, и каждый из них является единым целым по своим собственным образом. (стр. 296)
Но не означает ли это просто другое использование слов «духовное я»? Не приравнивает ли духовное “Я” к потоку сознания (или его нынешнему разделу) просто результат сдвига в том, что концептуально интересовало Джеймса, а именно, к смещению в поток и отходу от сил и тенденций, которые помогают определить, что происходит в потоке, а что в поведении? Как я понимаю мораль предыдущей концепции Джеймса о духовном “Я” (с абстрактной точки зрения), мораль — это характеристика человека, которая сами по себе не являются заметными свойствами его или её потока сознания. И именно компоненты духовного я, абстрактно рассматриваемые (или задуманные), имеют особое отношение к сознанию определения в словаре ОСАЯ.
Однако важно подчеркнуть еще один связанный с этим момент. Поток сознания, будучи конкретным и непосредственно доступным, сам по себе не является частью абстрактного духовного “я”, равно как поток человеческого поведения не является частью абстрактного духовного “я”.
Тем не менее, человек может обладать способностями или склонностями, которые относятся к его потоку сознания и которые являются частью абстрактного духовного “я”. Например, ваш поток сознания может быть таким, чтобы последовательно содержать гораздо больше добрых желаний для других людей, чем содержать плохие пожелания для них. И, кроме того, вы можете осознавать, что в вашем сознании есть сильная склонность желать людям добра. Вы можете созерцать, что у вас есть такая склонность, и вы можете сделать вывод, что обладаете ею, исходя из непосредственного свидетельства желаний в вашем потоке. Однако такая диспозиция сама по себе не может быть объектом сознания, хотя случаи желания, которые являются основанием для того, чтобы взять себя в распоряжение, действительно были такими непосредственными объектами осознания. Точно так же поток вашего поведения не является частью вашего духовного “я” — тогда как, например, ваше личное отношение к честному или нечестному поведению, конечно, является частью вашего духовного “я” до такой степени, что оно не мотивируется желанием заручиться чьим-либо одобрением или избежать нежелательных материальных или социальных последствий.
XI
Концепция сознания, использованная Локком (1706/ 1975), когда он писал о том, что человек «осознает себя, думает», соответствует четвертой концепции сознания ОСАЯ, которую словарь иллюстрирует следующим предложением из той же части книги Локка: «Сознание — это восприятие того, что происходит в собственном уме человека (Локк, I 7 0611975, стр. I 15)». То есть ум обладает особой силой, чтобы немедленно осознавать свои собственные действия и страсти, силой, которая похожа на способность воспринимать мир за пределами чувств. Хотя Локк принял определенную концепцию силы «отражения», как он ее назвал, он тем самым пытался объяснить, что на самом деле является референтами четвертой концепции сознания ОСАЯ.
Сознание-2 во всех его инстанциях включает в себя сознание-4, как один из компонентов, и по этой причине быть сознание-4 может считаться менее сложным видом сознания, чем сознания-2. Сознание-2 включает в себя запоминание, и вы сейчас не помните что-то, если только у вас сейчас нет переживания воспоминания, в котором вы сейчас прямо (рефлексивно) осознаете-4. Это второй способ, при котором сознание-2 включает сознание-4. Я упомянул первый способ выше при пересмотре моего предыдущего взгляда (Нетсоулас, стр.83), что для других людей всегда возможно иметь непосредственное свидетельство об «объектах» сознания субъекта, хотя, не имея интереса или возможности, они очень часто не имеют этого.
Ваше сознание-2 включает во всех своих случаях переживания воспоминания, в которых вы сейчас сознательны-4. И не только сознаете-4 их в минимальном смысле; вы также должны осознавать эти воспоминания как воспоминания, если вы точно говорите, что вы это помните, каковы бы ни были эти переживания.
См. Нетсоулас (1986) о последнем требовании «воспоминании» особенно раздел под названием «Эббингхаус, Джеймс и Талвинг о воспоминаниях». Также обратите внимание на пример Смита (1966):
Человек просыпается утром после дикой ночи. Довольно беспристрастно он рассматривает фотографию своих друзей и себя, взбирающихся на фонарные столбы, разбивающих окна, задержанных полицией — и вдруг он понимает, что все это действительно произошло. (стр. 19-20)
Как заявили Брюер и Пани (1983): «Эпизод личной памяти сопровождается пропозициональным отношением… что «этот эпизод произошел в прошлом» (стр. 7). Иногда случается так, что человек должен решить, является ли его опыт памяти воспоминанием, или он просто мечтал или представлял события, свидетелем которых он на самом деле был. Должно также случиться так, что некоторые воспоминания спонтанно воспринимаются как другие виды переживаний.
Предыдущий абзац в равной степени относится к тому, что вы наблюдаете только сейчас; и здесь вы должны помнить, что доказательства должны быть из первых рук. Тем не менее, кто-то может предположить, что есть случаи, в которых ментальные события в настоящем обеспечены очевидными доказательствами (в этих ситуациях сознание-2 не требует воспоминания).
В таких случаях, сознание-4 также будет участвовать; вам будет необходимо осознавать в настоящем времени ментальные события для того, чтобы иметь очевидность о том, что же вы за человек. Даже если бы доказательством было ваше поведение, то вы должны не просто осознавать ваше поведение, а осознавать его «сознательно-4». Если конкретный пример осознания (чего-либо) не является объектом сознания-4, тогда пример осознания не может быть использован человеком. Для человека это как если бы случай осознания не произошел, если он или она не знает об этом случае. Я утверждал, что это то, что происходит в случае видения с закрытыми глазами; в частности, случаи визуального осознания (чего-то в стимулирующей среде) возникают при закрытых глазах, и могут косвенно повлиять на выбор поведения, хотя человек не осознает то, что перед ним (видимо) (Нетсоулас, I 982).
Какие примеры случаев ментальных проявлений сопровождали бы предположение о том, что нынешние ситуации ментальных проявлений могут обеспечить непосредственное свидетельство о наличии сознании-2 без каких-либо воспоминаний? Предположительно, это были бы случаи ментальных проявлений, которые продолжались бы (например, эмоции) и протекали бы в потоке сознания, когда кто-то извлекал из непосредственного осознания их вывод о проявлении своего духовного “я”. Сознание-2, как я это описал выше, — это деятельность, которая приписывает человеку определенную силу, нрав, склонность и тому подобное, в настоящем времени, но на основе того, что вы уже заметили до того, как сделали это суждение. Обнаружение этого должно произойти непосредственно перед суждением, если вспоминание доказательства не используется. Человек должен будет использовать это, обнаруживая происходящее дедуктивно. Возможно, момент может происходить
(а) немедленного осознания замечания (различения) чего-то;
(б) формирования суждения о себе на основе того, на что человек только что обратил внимание, без посредничества и воспоминания. Если это может произойти, то существует некое сознание-2, которое, как и сознание-4, возникает, так сказать, на самом месте.
В любом случае концепции сознания-2 и сознания-4 не следует смешивать друг с другом. Поскольку концепция сознания-4 относится к непосредственному осознанию своих настоящих ментальных проявлений (например, переживаний памяти, мыслей, перцептивных переживаний, чувств, желаний), можно утверждать, что некоторые из приведенных выше примеров сознания-2 ОСАЯ адекватно воспринимать как примеры сознания-4. Тем не менее, этот случай не может быть хорошо обоснован, за исключением примера от Локка, который каким-то образом был включен в текст для сознания (conscious to), что соответствует второму значению сознания. Можно сразу сказать, что, осознавая поток своих мыслей, человек имеет «свидетеля» внутри себя. Но свидетель чего чему? Факту того, что поток мысли (сознания) постоянно расширяется во времени? Или только относительно конкретного содержания, возникающего в уме, которое сейчас составляет поток мыслей, какими бы они ни были?
XII
Мы можем легко представить себе обстоятельства, при которых человек может засвидетельствовать содержание. Но сознание-2 имеет двойной фокус, как на собственное «свидетельствование» (в противоположность зависимости от слухов), так и на то, на что опирается свидетельство, что во многих оставшихся примерах ОСАЯ используется для второй концепции сознания, и духовного “я” Джеймса. Кроме того, сознание-2 включает в себя воспоминание и суждение о том, что я обладаю определенными личными характеристиками, которые не обязательно возникают, когда человек находится в сознании-4.
Возможно, пример из словаря ОСАЯ, который говорит об «ощутимом сознании вины», является наиболее внушительным, после примера Локка, о редуцировании сознания-2 до сознания-4. Такое понимание является ошибкой, на мой взгляд.
В то время как я полагаю, что цитата Локка относится к другому месту, не к вступлении в словаре ОСАЯ о сознание, мне кажется совершенно ясным, что «ощутимое осознание вины» действительно имеет место там, где его разместили составители ОСАЯ. Следующие три комментария подтверждают мою точку зрения.
1. В цитате ОСАЯ «ощутимый» описывает осознание человеком вины, а не его статус быть виновным в чем-то или ответственным за что-то плохое. Вина, о которой идет речь в данном случае, — это не та вещь, которую можно охарактеризовать как ощутимая, поскольку она сама по себе не является тем, что ощущается, или чем-то, что можно почувствовать: она не является ни внешним объектом, ни событием; и при этом это не часть тела или часть потока сознания. Сама по себе вина не есть чувство вины. Скорее, это истинная, или ложная, или вероятная, или невероятная вина, то есть вина в смысле, противопоставления невиновности конкретного правонарушения. Вина — это фактический вопрос, и его можно противопоставить тому, как человек чувствует, что он делал или не делал. Чувство вины не означает, что кто-то виноват, и при этом тот, кто виновен, не обязательно чувствует себя виноватым. Однако могут быть расхождения во мнениях относительно того, виновен ли кто-либо или невиновен в отношении того, что произошло или не произошло. Фактический характер вины человека за определенное последствие не обязательно позволяет легко определить его вину.
2. Не менее, чем другие виды сознания OED, сознание-2, может включать в себя чувства. Все концепции OED включают, во всех своих случаях, осознание того или иного (см. Нацулас, I 983a, в поддержку последнего утверждения). И осознание может произойти чувственно; осведомленность может иметь качественное содержание необходимого вида, а не только познавательное содержание. Сравните это с мнением Джеймса о том, что каждый продолжительный компонент потока сознания, каждый случай любого состояния сознания, отдельно является и «мыслью», и «чувством»:
Все без исключения умственные факты могут принять [иметь] свой структурный аспект как субъективный, а свой функциональный аспект — как познание. В первом аспекте как высший, так и низший [психический факт] — это чувство, особенный оттенок потока. Этот оттенок является его чувствительным телом. Как ты об этом думаешь, так ты себя и чувствуешь. В последнем аспекте низший психический факт, так же как и высший, может уловить некоторую часть истины в качестве своего содержания, даже если эта истина была столь же безразличной материей, как голое, не локализованное и недатированное чувство боли. С когнитивной точки зрения все ментальные факты являются интеллектами. С субъективной точки зрения все факты — чувства. (стр. 478; цитата из Джеймса, 1884)
Кроме того, тот, кто правильно или ошибочно осознает свою вину, может испытывать чувство вины по поводу соответствующих действий, совершенных или несовершенных. Ощутимое сознание вины может вызывать такие чувства, какие оно даже не подразумевает под своим определением.
3. Кроме того, человек с «ощутимым сознанием вины» в контексте сознания-2, мог бы из первых уст свидетельствовать о событиях, которые являются основанием для того, чтобы человек сам себя признал виновным. Нахождение в этом положении — это больше, чем просто осознание, хотя и чувственное, факта своей вины. Сознание-2 в данном случает включало бы не просто мысль о том, что человек виновен; человек будет осознавать свою вину, вспоминая свое участие в соответствующих событиях, в смысле запоминания того, что кто-то делал, или воспоминания о том, что он делал, в том, что он делал, в том, что он не делал. А происходящее сознательно-4 — это запоминание (воспоминание), немедленное осознание настоящего опыта запомненных событий.
XIII
В частности, Льюис (1967) понял, что вторая концепция сознания ОСАЯ происходит от концепции сознания-1, как своего рода расширение первой концепции. Вторая концепция применима только к человеку самостоятельно, тогда как первая концепция применима только к двум или нескольким людям по отношению друг к другу (см. Дьюи, 1906; Нетсоулас, 1983; Поттс, 1980; Вербловский, I 9581 I 970). Соответственно, понятие сознания-2 относится к аналогичным отношениям между человеком и самим собой, то есть к внутриличностным отношениям, которые аналогичным образом включают в себя, среди прочего, делиться с собой определенными знаниями. Вполне может показаться парадоксальным, что человек может быть сам по себе в отношениях такого рода, которые два человека взаимно иллюстрируют, хотя мы знаем общую фразу «придерживаться своего собственного совета».
Используя слово «сознательный» довольно рано в своей истории, Гоббс (1651/1914) объяснил, что расширение его применимости от между людьми к одному человеку означает конструирование в переносном смысле: «Впоследствии люди использовали одно и то же слово [сознательное] в переносном смысле, для познания своих тайных фактов и тайных мыслей; и поэтому риторически сказано, что Совесть – это тысяча свидетелей» (стр. 31). Льюис (1967) понимал это новое значение не как метафорическое, а как основанное на достоверном понимании человеческой психологии. Люди — это существа, которые не только «сговариваются» друг с другом, но и «сговариваются» по отдельности, каждый с самим собой. Как это произошло, когда кто-то сказал, что «осознает для себя, что он более неполноценный», или в случае, где кто-то сказал: «Я осознаю в себе много недостатков». Льюис (1967) придумал глагол to conscire для обозначения сознания-1 отношений; через две страницы он использовал это слово для самостоятельного описания отдельных людей и обосновал это дополнительное внутриличностное использование ссылкой на человеческую природу. В разделе под названием «Внутренний свидетель» Льюис (1967) писал:
Человек может быть определен как рефлексивное животное. Человек не может ни думать, ни говорить о себе и даже ощущать себя (для определенных целей) двумя людьми, один из которых может действовать и наблюдать за другим. Таким образом, он жалеет, любит, восхищается, ненавидит, презирает, упрекает, утешает, исследует, мастерит или управляется «самим собой». Кроме того, он может быть сам по себе в отношении, которое я назвал сознательным. Он причастен к своим собственным действиям, является своим собственным пособником или соучастником. И, конечно же, этот темный внутренний сообщник обладает такими же свойствами, как и внешний; он тоже является свидетелем против вас, потенциальным шантажистом, тем, кто причиняет стыд и страх. (стр. 187)
Чтобы полностью понять концепцию сознания-2, чтобы лучше различать психологическую деятельность, из которой состоит сознание-2, нам, очевидно, нужно исследовать внутриличностную форму of consciring, по крайней мере, такой запрос подтверждается личным смыслом сознания и самосознания, поскольку этот смысл происходит от межличностного смысла для тех же слов.
XIV
Но что может быть для меня «поделиться знаниями с собой?» Кажется, это как-то является частью смысла моего сознавания себя (сознания-2) чего-то (о себе, о своем духовном я)? «Я утверждал, что необходимые совместные (и взаимные) знания в межличностном случае не являются чисто обладанием (Нацулас, I gg I). Если «обмен знаниями» сознания-2 аналогичен тому, что происходит в сознании-1 между двумя людьми, то «знание», вовлеченное во внутриличностный процесс, также не будет чисто обладанием, и это то, что иллюстрируют цитаты из ОСАЯ. (см. ранее) четко указывает. Поттс (I 980) также понимал «рефлексивизацию» сознания-1, состоящую не только в том, чтобы человек обладал предметами знания соответствующего вида, хотя Поттс также говорил: «Причастность к своей тайне… имеет очевидные трудности «(с.2). Быть совместно причастным к секрету часто имело место в сознании-1 (Льюис, 1967; Нетсоулас, 1983, 1991). Как то же самое может иметь место для человека, в том смысле,
что (а) у человека есть секрет, и, конечно же, он знает секрет, а также
(б) что человек, как и другой человек, осведомлен о его собственной тайне — таким образом он осведомлён дважды? Поттс (1980) Предлагаемые повседневные случаи существуют, когда человек что-то знает, но требует проявить это. И иногда такие само-запросы:
Это часть того, что связано с проверкой совести: вы просматриваете события предыдущего периода, чтобы вспомнить, что вы делали или не делали, и часто тем самым запоминаете ряд вещей, которые вы временно забыли. Упражнение необходимо, потому что, если это вещи, за которые нам стыдно, очень удобно их забыть. (стр. 3)
Как я вижу, в примере Поттса, вы полагаете, что можете вспомнить свои действия и бездействие предыдущего периода, и вы предпринимаете умственные действия, настраивая себя на их просмотр, или всё, что требуется, чтобы попробовать пробудить в себе воспоминания о них. Это действие побуждает вас помнить ваши действия и бездействия. Или, по крайней мере, это увеличивает вероятность того, что ваши действия и бездействия в какой-то период вернутся в ваш ум. Точно так же другой человек, который побуждает вас помнить что-то, может быть уверен или не уверен, что вы будете помнить или сколько (по времени) вы будете помнить.
Во многих случаях, тот, кто подсказывает не сомневается в том, что тот, кому он подсказал, запомнит то, что ему или ей предлагается запомнить. Однако я полагаю, что в этом нет парадокса такого рода: какой смысл побуждать себя помнить то, что я не только уже знаю, но что я осознаю, побуждая себя вспомнить это? Часто самовнушение не требует большого осознания того, о чем вы вспоминаете. И в тех успешных случаях, которые требуют большого осознания, то, сколько человек помнит, будет значительно превышать в информационном и эмпирическом плане текущую осведомленность о том, что он пытается вспомнить до того, как он запомнил, то есть значительно превысит осведомленность, которая присуща само-запросам.
Предположим, что то, что вы заставляете себя помнить — это нечто о вас, которое может служить очевидностью вашего духовного «я». Предположим далее, что вы также сделаете вывод или оцените себя на основании этого, чтобы получить соответствующую характеристику. Неужели это все, что означает указанный аналогичный обмен знаниями с самим собой? Включает ли это в себя (а) самовнушение помнить, (б) засвидетельствовать свое прошлое поведение или опыт, который вы сейчас помните, и (в) использовать то, что вы помните, свое прошлое поведение или опыт, как доказательства того, какой вы человек? Этот список неявно включает (д) внутриличностную двойственность, связанную не только с определенными запомненными переживаниями, но и с осознанием их наличия; таким образом, возникает своего рода двойственное осознание: не только осознавать то, что вы помните, но и осознавать, что осознаете это (то есть осознавать переживания этого в своей памяти). Аналогично, каждый из двух людей, вовлеченных в отношения сознание-1, знает о том, что другой (он или она) знают о том, о чем они «сговариваются» (Нетсоулас, IGG I).
Вполне может быть, что сознание-2, как описано выше, уже содержит столько двойственности в человеке, сколько необходимо для обоснования утверждения о том, что концепция сознания-2 в ОСАЯ является расширением межличностного значения в концепции ОСАЯ сознания-1. Тем не менее, есть еще одно измерение второй концепции: сознание-2 включает в себя отношения внутри человека определенного рода, которые существуют между людьми. Это происходит из-за отношения, на котором Мид (1922, I 9251 1968, 1934, 1938; см. Миллер, 1973; Нетсоулас, 1985; Шеффлер, 1974) основал свое понимание когнитивного сознания или референтов о понятии сознания-3, то есть в понимании Мидом того, что значит для любого человеку быть познавательно осознающим что-либо. Под этим заголовком осознания, разумеется, будут приниматься суждения о себе как о личности, которую мы выносим всякий раз, когда участвуем в сознании-2.
В оставшейся части этой статьи я кратко расскажу об этом внутриличностном, но все же социальном измерении сознания-2, таким образом, который применим ко многим случаям сознания, чем те которые попадают под сознание-2. Следующее обсуждение возможно отражит противоречие между взглядами Уилфрида Селларса и Джорджа Герберта Мида на когнитивное сознание в целом (сознание-3). Мне кажется, что то, что Мид предложил в отношении когнитивного осознания, является правильным в том, что касается суждений, которые являются составной частью концепции сознания-2. То есть, вторую концепцию ОСАЯ лучше всего понимать, как включающую двойственность, как подчеркивал Мид. “того будет достаточно для целей настоящей статьи, поскольку настоящая статья не ставит целью рассмотреть полные ссылки на третью концепцию или описать ссылки на любую концепцию ОСАЯ в окончательном виде.
Это завершает настоящую статью, за исключением двух противоположных попыток Селларса и Мида, чтобы понять природу сознания в значении сознания-3.
XV
Селларс (1981) писал о состояниях «осознаю как», отличающих эти когнитивные состояния от состояний восприятия, которые не имеют ничего когнитивного. Например, в ясный день, глядя на небо, вы можете создать сенсорное состояние «ощущения голубизны». Если бы такое состояние произошло в вас без вашего концептуального ответа, вы бы ни о чем не знали. При восприятии голубого цвета вы не знаете ни о голубом небе, ни о чем-либо голубом, ни о свойстве голубого. Можно сказать, что вы регистрируете голубой цвет, но это восприятие не является когнитивным, а является визуальным переживанием. Обычно, однако, когда вы смотрите на небо, вы также берете «что-то, чтобы быть каким-то образом». В силу чего, спросил Селларс, ответ «осознание как?» Крыса, которая научилась прыгать только на панели с окрашенным треугольником будет реагировать на треугольник как на треугольник, но состояние восприятия крысы может не быть осведомленностью (осознанностью) о треугольнике. Осознание имеет форму высказываний: они «представляют объект и представляют его как определенный символ» (Селларс, 1981, стр. 336). Для того, чтобы состояние крысы было осознанием, оно должно включать концепцию треугольника; состояние крысы должно быть состоянием «это треугольник»:
Как минимум, можно сказать, что для того, чтобы быть осознанной, реакция должна быть проявлением системы предрасположенностей и склонностей, в силу которых субъект создает собственные карты своего окружения и определяет свое местоположение и свое поведение на этой карте. (Селларс, 1980, стр. 14)
Поскольку примитивные репрезентативные системы могут быть результатом естественного отбора и генетической передачи определенных врожденных способностей, так возникают не-лингвистические знания. Таким образом, определенное осознание восприятия относящееся к восприятию знания, хотя и предполагающие проставление лексики, предшествуют овладению языком. Тем не менее, «хотя они предлингвистические, они не предсимволические. Они предполагают возникновение и функционирование знаков в широком смысле «знак» (Селларс, I 980, стр. 16-17). Даже нелингвистические знания аналогичны речи, но спонтанной речи, а не речи, выполненной «с целью».
Осознанность — это явные или скрытые высказывания, которые принимают либо лингвистическую форму, либо происходят естественным образом. Например, под воздействием капель воды сверху человек бездумно произносит: «Вот, идет дождь». По словам Селларса, это не случай общения, а случай осознания; это не социальный акт, не направленный на аудиторию (Селларс, 1968-1969). В то время как символы участвуют в таком осознании, организм не использует их, как в сознательной речи.
И кто-то может не знать о таком осознании; это вопрос дальнейшего концептуального ответа, который является осознанием в том же смысле.
Осознание осведомленности увеличивает возможные эффекты первичной осведомленности, но многие такие эффекты не зависят от осведомленности. По словам Селларса, для осознания не требуется, чтобы оно служило аудиторией для соответствующих эпизодов высказываний, для осознания не требуется никаких ссылок на себя.
XVI
Напротив, Мид (1934) утверждает, что каждое осознание включает в себя самоссылку, и осознание принадлежит «Самости», а не простым организмам, обладающим сознанием только в смысле чистого опыта:
Применением этого понимания является то, что только разум имеет “я”, то есть то, что познание принадлежит только себе, даже в простейшем выражении осознания. Это, конечно, не означает, что ниже стадии само-сознания чувственные и чувствительность (например, ощущение синего цвета) не существуют. Это означает, что в нашем непосредственном опыте мы не осознаны. (Мид, 1925/1968 стр. 55)
Значительная часть теоретических усилий Мида была направлена на процесс, посредством которого человек становится собой. С самого начала человек не является собой, хотя у него есть для этого биологические способности, в том числе способность брать на себя роль другого. Человек становится сознательным во втором чувстве Мида (познавательной осведомленности) путем удвоения точки зрения. Одна точка зрения соответствует ответам того же рода, что и другая, на ответы человека. Человек начинает осознавать объекты и себя, воспроизводя в себе обе стороны социального взаимодействия, которое включает использование «значимых символов». Это значимые жесты, потому что человек использует их, чтобы выявить «для себя» те же значения, что и для других людей (Мид, 934, стр. 8 I). Миллер (1981) предположил, что значение жеста не состоит в выражении открытых ответов, и других которые можно проделать; скорее, жест вызывает в себе возникающие предрасположенности (тенденции) к определенным ответам.
Занимаясь общением-со-значением, человек осознает это; так как при этом, по определению, каждый производит в себе те же самые ответы, что и у получателя сообщения. Мид утверждал, что общение с животными не имеет существенного значения из-за отсутствия внутренней двойственности у жестикулирующего животного и несоответствия точек зрения между отправителем и получателем. Но недавний рецензер по теме Мида, принимая во внимание текущие исследования языка у животных, закрыл дискуссию, сказав: «Если нечеловек может пробудить в себе своим жестом форму акта, который он провоцирует в другом, то он имеет разум и “Я”«(Миллер, 1 981, стр. 175). Звуковой сигнал особенно направлен к развитию значимости, потому что тот, кто делает сигнал, слышит его и может реагировать на него, как и другой. На самом деле, взгляд Мида (1934) был еще серьёзнее:
Томас Нетсоулас, 362
«Я не знаю никакой другой формы поведения, кроме лингвистической, в которой индивид является объектом для самого себя, и, насколько я вижу, индивид не является “Я” в рефлексивном чувстве, если только он не является объектом для себя»(стр. 142). Один говорит и в то же время слышит, как если бы он был другим, указывая, таким образом, на вещи о мире, которые можно указать другим: «Также указывается природа объекта; особенно мы подразумеваем под термином «значимость» то, что индивид, который указывает, указывает на природу самому себе «(Мид, 1922, стр. 160). Более того, для представления или обозначения себя требуется больше, чем «указание или выявление одного и того же значения». Это требует обращения к себе, что, как считал Мид, происходит только с языком. Другие отвечают на свою речь утверждениями, относящимися к одному, и, беря на себя роль другого, каждый человек также отвечает самому себе. Таким образом, человек развивает себя, имея внутри себя — в форме обобщенного другого — своего рода аудиторию для своих высказываний. Человек слышит, что он говорит, и он говорит это. Как сказал Схеффлер (I 974), «процесс можно охарактеризовать как развитие совести, которая определяет стремления и идентичность участника, то есть себя» (стр. 162). Можно указать природу вещей себе, потому что научился быть другим, своим собственным одитором и собеседником. А в качестве другой роли человек признает, что он участвует в действиях осознания, а именно использует символы для обозначения природы вещей, в том числе и самого себя.
Особое использование человеком значимых символов определяется его аудиторией. Это также относится и к частному использованию, когда аудитория — это обобщенная форма, которую синтезировал человек, изначально из ответов других людей на ответы человека. Личное. Частое использование значимых символов, которое происходит в процессе осознания, зависит от обобщенного другого символа, который сформировался при осознании действий, они руководствуются ожиданиями ответов на них. (Последний ответы были сказаны в значении своего ответа..) Это основание, как представлено кем-то обобщенным, группа к которой он принадлежит, может передаваться, как бы выше, специализированной или идеальной группе или аудитории. Человек сохраняет определенную свободу для создания обобщенного другого, который отличается от группы, в которой человек фактически проживает. Что касается осведомленности, последний потенциал подразумевает то, что человек указывает на себя или сам не ограничен здравым смыслом. Хотя опыт человека может не очень сильно отличаться от опыта большинства других людей, то, как человек концептуализирует мир, отличается от обычного способа, которым это делается, поскольку он осознает мир относительно специализированной аудитории или синтезированной идеальной аудитории, которая это одно обобщенное другое: «Символизация — это объекты, не созданный ранее…язык не просто символизирует ситуацию или объект, который уже существует заранее; это делает возможным существование или появление этой ситуации или объекта «(Мид, 934, стр. 78).
Концепция сознания,363, XVII
Соответствующий контраст был указан выше в последнем абзаце с точки зрения Селларса. Для Селларса приобретение обычного языка также означает радикальную перестройку того, как мы осознаем мир и самих себя. Осознание, однако, не способ, которым мы вовлечены в мир. По словам Селларса, это то, что происходит с нами, то, что происходит в нас. Или в нашем поведении; это может быть явным ответом, но такие ответы не являются осознанием, если только они не происходят спонтанно, как «мысли вслух». Они вызваны, а не являются действиями участника. Как сказал Селларс (1 968–1969), осведомленность, в том числе восприятие вслух и тому подобное, не являются случаями подчинения правилам (хотя они подчиняются правилам и образуются в соответствии с правилами). Это непреднамеренные ответы, возникновение которых не зависит от ссылки на правила, которые ими управляют. Будучи спонтанными, они не менее познавательны, поскольку являются входным переходом или позициями внутри концептуальной схемы. Осознавая что-то о чем-то, каждый может совершать «движения» на соответствующем языке.
Напротив, знания Мида явно подчиняются правилам: Мид подчеркивал свою решимость тем, что человек ожидает от ответа группы на его или её жест. Человек пытается соответствовать определенным критериям; брать на себя роль другого — это не просто отвечать или быть готовым отвечать на ответы, когда они происходят. (Интернализованное) обобщенное “другое” играет главную роль в выборе того, какие знания иметь. В форме того, что ожидает другой и как ответит другой, обобщенное “другое” включает в себя правила, которые учитываются при выработке ответов.
Заметьте, что концепция осознания Мида подразумевает, что, поскольку осознанность вовлечена во все виды сознания в любом обычном смысле (как предполагается; Нетсоулас, I 983a и выше), все сознание является «сознанием с». Предполагается, что, становясь осведомленным, человек должен принимать участие в обращении, даже когда один. Каждый знает об аудитории. В любом случае осознания, с этой точки зрения, обязательно существуют две точки зрения; как хорошо известно, Мид говорил о «я» и «меня» и о мышлении как о беседе между ними.
Селларс пытался разработать более фундаментальную теорию сознания как осознания, которая делает возможным использование знаний Мида. Чтобы создать пример осознания Мида, человек должен знать о возможных ответах обобщенного другого. Кроме того, как указывалось, осведомленность Мида — это действия, совершаемые преднамеренно, для определенной цели, а именно для общения, даже если только с самим собой в роли другого. При выполнении таких действий необходимо также иметь представление о том, что человек собирается делать, что, в свою очередь, потребуется по анализу Мида: осознание того, что он собирается делать, и так далее, потому что каждое осознание, по его мнению, — это действие, которое каждый предпринимает.
Томас Нетсоулас, 346
Все же, что касается основной идеи Селларса, то сомнений не требуется. Если осознанность — это явные, скрытые или зарождающиеся спонтанные высказывания или их аналоги в естественной системе символов мозга, как такие эпизоды, состоящие из физических символов, могут быть осознанием чего-либо? Мид импортирует в людей своего рода «существо», которое понимает их осведомленность, а именно обобщенное другое. Но на более базовом уровне анализа Селларса нет аудитории, только физические символы в причинно-следственных связях; реагирование на осведомленность происходит больше подобных эпизодов реагирования на символы.
Томас Нетсоулас, факультет психологии Калифорнийского университета, Дэвис, Калифорния, 95616
сама статья была куплена в открытых источниках,
и ее первоначальный перевод тоже был мучителен, трудоемок, и затрачен. В том числе сначала заказывался профессиональным переводчикам, а уже потом переписывался и редактировался мной. Просьба, при использовании статьи — перевести любую сумму (по совести) на мой пейпол — holos@inbox.ru